OCTAVIA BLAKE [the 100];
I am not a leader

https://i.pinimg.com/originals/03/c4/e6/03c4e65fadd4846c87a609f350182a4e.gif
Marie Avgeropoulos


[indent]

● Ещё не родившись, Октавия уже стала преступницей в глазах правительства ковчега, ведь она была нежеланным и незаконным ребёнком. На космической станции, где запас воздуха строго контролировался механиками, каждый человек был на счету, а каждая минута приближала к смерти, и потому незаконнорожденные дети считались преступниками, хоть и не были виновны в своём преступлении.
● Впрочем, мать Октавии и Беллами прекрасно об этом знала, а потому успешно прятала девочку долгие годы. Под полом, где практически не было воздуха, а ещё было жутко страшно. С самого детства Октавия приучилась быть тихой, как мышка. Каждая проверка каюты становилась для неё испытанием, и если бы не брат Беллами, который всегда защищал и развлекал её, она бы, вероятно, сошла с ума. У Октавии не было детства, её лишили всего: обучения, игр со сверстниками, общения с кем-то, кроме брата и сумасшедшей матери, школы, всех базовых навыков, которые могли бы пригодиться в жизни. Октавия, ещё будучи ребёнком, уже задавалась вопросом, зачем она появилась на этот свет, если сам свет ей было не суждено увидеть?
● Когда Беллами устроился работать охранником на Ковчеге, Октавия, будучи очень любопытной, всё-таки выбралась из своего убежища, чтобы хотя бы посмотреть на других людей. Ей это было смертельно необходимо после шестнадцати лет заточения в одной-единственной комнате, которая была ничем не лучше тюрьмы. К сожалению, охрана быстро её вычислила, и так Октавия оказалась заключённой. Впрочем, единственной разницей между клеткой и комнатой было только то, что больше она не могла видеться с Беллами.
● По достижению восемнадцати лет её должны были казнить, однако она вошла в сотню преступников, таких же, как и она сама, которых отправили на Землю — изучать, можно ли теперь на ней жить, или радиация до сих пор смертельна.
● Среди местных раздолбаев, Октавия была самой молодой. Впрочем, отправление на Землю было для неё скорее избавлением, нежели наказанием. Ей было плевать, умрёт ли она, если после посадки наконец обретёт свободу. И она обрела её, ведь впервые за все те годы увидела других людей, пускай они и были преступниками.

[indent]


пример вашей игры

Так вот, значит, как всё закончится. Станет эпиграфом её жизни: «жалкая неудачница, провалившая задание из-за глупых выходок поехавшего старика». Эта школа катится ко всем чертям, и Драко готова выйти из окна, лишь бы не проводить здесь ещё два года. У неё просто нет времени, чтобы тратить его на Рождественские балы; нет времени, потому что Тёмный Лорд выбрал именно её. Никому из этих жалких кретинов не понять, каково это — быть Малфоем. Жить в мире, в котором живёт она. Разочаровываться в себе каждый раз, заходя в выручай-комнату и обнаруживая в исчезательном шкафу мёртвую птицу.

Ей плевать на птицу. Плевать на грязнокровок. Пусть они все горят в адском пламени вместе с Хогвартсом, лишь бы всё это закончилось как можно скорее. Лишь бы ей больше не приходилось видеть мерзкие лица, замирая в ожидании, когда же очнётся Кэти Бэлл, потому что она не смогла сделать даже это. Драко не хочет быть убийцей. Она не хочет быть убитой Тёмным Лордом. Поэтому она должна сделать то, что он поручил. У неё нет права на ошибку, нет права облажаться, у неё попросту нет выбора.

Драко опирается руками о раковину, и холод обжигает пальцы так же сильно, как невидимая колючая проволока сжимает рёбра. Дышать слишком сложно, так что ей приходится ослабить галстук и наклонить голову, делая судорожный, громкий вдох. Слёзы застилают глаза, а волосы свешиваются вниз, закрывая лицо. Она сильнее сжимает пальцы на раковине.

— Ты сделаешь это для своего Лорда, Драко? Могу ли я рассчитывать на тебя в этом... нелёгком деле?
— Мой Лорд, позвольте...
— Не вмешивайся, Люциус! Я разговариваю с Драко.
— Д-да, мой Лорд.

Она не может тратить время на чёртову грязнокровку. Не может прикасаться к ней, обнимать за острые плечи, пока сердце бьётся так сильно, словно запертая в клетке пичужка. Не может смотреть в эти невыносимо невинные глаза, полные презрения и страха.

Почему ты так смотришь, Грейнджер?

почему

ты так смотришь?!

Она поднимает голову и смотрит на себя в зеркало сквозь пелену слёз: черты лица смазаны, волосы растрёпаны, губы дрожат. Драко стискивает зубы и шумно сглатывает сквозь тугой ком, сжимающий горло, словно чья-то невидимая рука. Хочется разодрать себя изнутри, разнести каждый сантиметр этого замка, хочется кричать так громко, чтобы эта школа исчезла раз и навсегда! Вместе со всеми её обитателями, вместе с Грейнджер. Исчезла с лица земли, будто её никогда и не существовало. Когда это закончится?

Грейнджер никогда не понять, как это — быть волшебницей. Она живёт в своём мире, где достаточно выучить пару заклинаний и получить хорошие оценки, чтобы считать себя одной из них. Она живёт в мире, где существует Г.А.В.Н.Э. и возможность что-то изменить. Пуф — и вот уже нет древних традиций и магических ритуалов. Она живёт в мире, в котором, по её мнению, можно что-то изменить. Но она никогда не станет частью их мира, никогда не поймёт, что это нечто большее, чем магия и заклинания.

Ей просто

не дано.

Драко опускается на пол, зарывается пальцами в светлые волосы, слегка сжимает их. Она задыхается. Кусает собственные губы почти до крови, когда сзади слышатся чьи-то шаги. Поднимает голову в попытке разглядеть, кого сюда принесло, но из-за слёз ни черта не видно. В голове туман, сквозь который слышны лишь обрывки фраз. Пытается сказать «убирайся», но вырывается лишь жалкий всхлип.

Такой же жалкий, как и она сама.